Если ты устал от Лондона, то, стало быть, просто устал от жизни, потому что в Лондоне есть все, что жизнь может предложить человеку". Так написал английский классик Сэмюэл Джонсон, а им, классикам, было видней - и вокруг, и вперед на столетия. Но, не споря с классиком, посмею сформулировать чуть подругому - и, в отличие от англичанина Джонсона, глядя со стороны: "Если чего в Лондоне нет, значит, оно тебе и не нужно".
Нет в мире другого мегаполиса, в котором было бы столько непересекающихся жизней. Классика разнообразия, Нью-Йорк, самой своей пестротой однообразен, и за стильностью Пятой авеню легко просматриваются и разнузданное - по американским меркам -безобразие сороковых улиц, и чистота Центрального парка, и безумие Южного Бронкса, и тоска Квинса... Париж остается Парижем и на Елисейских со всей их показухой, и в старом Латинском квартале с его умело инсценированной романтикой... Быстро стирает грани между востоком и западом Берлин... Лондон разнообразен в самой своей сути: здесь в едином пространстве сосуществуют не только географические и этнографические противоположности, но и времена. Гигантское поселение, раскинувшееся вдоль Темзы, отличается не просто причудливым сочетанием старого и нового - это свойственно и другим большим городам. Здесь соседство особое, чисто английское: новое и старое охраняют свое и чужое privacy, стремясь, по возможности, не причинять друг другу неудобств. Традиции -да, конечно. Но никогда, никогда, никогда англичанин не будет рабом! Даже рабом собственных привычек.
Много лет назад я впервые приехал в Лондон. Выйдя из вокзала Виктория, огляделся - и увидел такси, словно выехавшее из фильма о доброй старой Англии: квадратный и кажущийся снаружи несуразно большим кеб, знаменитый blасk саb, такой же неизменный лондонский символ, как красный двухэтажный автобус и телефонная будка. Я вошел в машину... Именно вошел, потому что почти не пришлось сгибаться, и изнутри она показалась еще больше, чем снаружи. Там хватило места для меня и моего багажа, хотя никакого багажника в кебе нет, и еще осталось место вытянуть во всю длину ноги. И я вспомнил, почему лондонское такси такое высокое: оно просто соответствует высокомерию джентльменов, не желавших, черт возьми, снимать в экипаже свои цилиндры...
В нынешнем году в Лондоне я удивлялся уже тому, как много кебов новой модели, которая появилась всего пару лет назад. Но еще больше удивлялся тому, как мало нового в новой модели! Те же общие очертания, тот же огромный салон, в котором даже всё те же самые ручки на тех же местах, и водитель по-прежнему отделен от пассажиров металлической сеткой, и так же устроены двери: блокируются с водительского места, так что не выйдешь, пока он не позволит... Только чуть-чуть обтекаемей стали все линии, немного обновились материалы отделки - но это все тот же black саb, ни с чем не перепутаешь. Так умеют следовать моде - что автомобильной, что любой другой - только англичане: изменить все, ничего не меняя.
И не сегодня это началось, и даже не вчера. Вот, задрав голову, стоит турист перед колонной Нельсона. Любой справочник сообщит, что высота ее - 167 футов плюс 17 футов самой фигуры героя наверху (адмирал сэр Горацио Нельсон, впрочем, был чрезвычайно маленького роста, раза, пожалуй, в три меньше, чем скульптура, но памятник есть памятник). Настоящий имперский символ. Но он нисколько не помешал появлению рядом гораздо более нового и при этом не менее символичного памятника - последнему, пожалуй, великому защитнику Британской империи сэру Уинстону Черчиллю. Никаких колонн, никаких бронзовых львов, никаких символических преувеличений: словно живой, сутулится на невысоком постаменте, опираясь на палку, старик в пальто. А напротив возвышается неизменный, как само течение времени, отмечаемое боем знаменитых часов, Биг-Бен. Время идет по Биг-Бену, но ничто вокруг не спешит за временем - во всяком случае, так кажется.
Британская ли атмосфера тому причиной, островной ли прозрачный воздух или влияние Гольфстрима, согревающего Англию, отчего здесь зимой, под снегом, продолжают цвести огромные пионы на парковых клумбах? Не знаю почему, но все новое здесь быстро становится привычным, как будто так было всегда.
Десяток-другой лет назад невозможно было себе представить, что из-под околыша "в шашечку" полицейского головного убора на тебя глянут женские глаза, а сейчас женщины в лондонской полиции примелькались. В полицию - и сюда тоже - пришел феминизм. Только вот носят дамы не традиционный шлем, а нечто менее грубое, среднее между шлемом и фуражкой. Может быть, потому, что патрульных полицейских в шлемах (которые заметны издали) до сих пор называют по традиции "бобби", и было бы странно употреблять это столь мужское прозвище по отношению к "леди констебль"? Не имеют при себе дамы и оружия - впрочем, в обычных обстоятельствах его вообще не носят английские полицейские: традиция.
Гигантский выставочный купол "Миллениум" и гигантское колесо обозрения, выстроенные в честь миллениума, должны были бы раздражать лондонцев: видны издали, нарушают давным-давно привычный пейзаж... Но на них просто не обращают особого внимания, как уже давно не обращают его на новостройки, то здесь, то там врезающиеся в ряды викторианских и даже более старых домов на самых центральных и, казалось бы, неприкосновенных улицах - на Риджент и Оксфорд-стрит, Пиккадилли... Лондон принял их, включил в себя, они растворились в Лондоне...
Пустеет понемногу Флит-стрит - мрачноватая, неопрятная, узкая улица, известная на весь мир как боевой лагерь свободной и агрессивной британской журналистики. Уже не встретишь в здешнем пабе людей из, например, The Daily Telegraph - переехали в один из небоскребов перестроенного заново района Доклендс. "Акулы пера" и "буржуазные писаки с Флитстрит" уже давно ездят в свои редакции на метро по ветке, которая ведет в бывшие доки, сплошь застроенные стеклянными многоэтажными офисами. А ведь именно они в свое время бурно возмущались разрушением исторических кварталов, описанных в английской классической литературе: как можно строить здесь "эти коробки"?! Смирились. А обычные лондонцы даже порадовались - доки, место грязное и опасное, были уже никому не нужны.
Если кто и жалеет об исчезнувшей романтике старых доков, так это заезжий, вроде меня, почитатель диккенсовской Англии, экзотики, среди которой ему не жить. Для такого заморского гостя английские традиции - аттракцион, повод для недоумения и даже насмешки. Но обязательно с сильным привкусом зависти. Краны холодной и горячей воды без смесителя и умывание в раковине, заткнутой пробкой; ледяные спальни и обжигающие керамические грелки под одеялами; правостороннее движение - все это предметы недоумения иностранцев.
Но когда в новой современной гостинице обнаруживаешь нормальную сантехнику и обогреватели, скрытые под стеновыми панелями номера, почему-то расстраиваешься. Самих же англичан это не огорчает, потому что они уверены: никакие новшества не уничтожат британских традиций. Традиции здесь - часть национального характера. И что бы ни происходило, их дух будет жив, пока жив хотя бы один англичанин. Казалось бы, само название страны "туманный Альбион" устарело: нет уже тех туманов, густо заправленных угольной гарью, вылетавшей из каминных печей, которые назывались "смог" и от которых кашляли лондонские дети, и никто, конечно, об этом не жалеет - но Альбион все равно туманен, его черты ускользают от глаза постороннего наблюдателя. И невозможно понять, "как им это удается" - вполне современная жизнь в полном неразрушенной истории пространстве.
Собственно, обновление - тоже одна из английских традиций, достаточно лишь вспомнить, насколько опережал здесь технический прогресс еще в XIX веке развитие всего остального мира. И Англия остается верна своей склонности к новаторству. Вот уж подданные Ее Величества королевы Елизаветы II примирились и с разводами в монаршей семье, вот уж, кажется, примирятся и с грядущим браком упрямого Чарли - все же, видимо, женится он на своей Камилле и останется при этом наследником престола. А ведь до войны бедняге Эдуарду не простили женитьбы на разведенной...
Именно разумность - та главная традиция, которая позволяет англичанам оставаться собой, постоянно меняясь. И даже если королевская семья переедет из Букингемского дворца, как советует ей правительство - в конце концов, неудобно жить в таком старом доме, - Британия не рухнет. Конечно, возникнет вопрос: где же будет разыгрываться главный лондонский спектакль для туристов - смена гвардейского караула возле дворца? Как-то странно будут выглядеть церемониальные перестроения и ружейные артикулы, все эти красные мундиры и медвежьи шапки на фоне чего-нибудь современного...
Стоп. Шапки уже давно не медвежьи, а из имитирующей мех синтетики. "Зеленые" защитники животных добились своего - и что, разве погибло Соединенное Королевство? Или пошатнулась от этого монархия?
... Мне всегда грустно видеть, как новое теснит привычную, обросшую мифами жизнь. Вместе со многими англичанами я расстраивался, когда знаменитые английские автомобильные марки "Роллс-Ройс" и "Ягуар" переходили в руки немцев и американцев. Я рад, что фунт стерлингов не отступил перед евро, а спидометры уже не совсем английских автомобилей скорость все равно измеряют милями, а не километрами в час. Но всякий раз, когда я пугаюсь за сохранность британских традиций, я напоминаю себе, как выглядит одно из самых английских в Англии мест - площадь Пиккадилли-Серкус. Посреди бог любви Эрос раскинул недавно очищенные от патины бронзовые крылья - история. А вокруг... Знаменитый угол реклам, рядом гигантская забегаловка фаст-фуд, напротив, между ампирных колоннад, стеклянный фасад нового банка и авангардная скульптура перед ним, и тут же - почти двухсотлетние чугунные ограды входа в подземку. Наверное, когдато гигантские рекламные надписи здесь казались кощунством ревнителям старины и покушением на сами основы британской жизни. Но прошло время, и уже этот угол стал символом английской столицы, и уже невозможно представить себе Пиккадилли-Серкус иным.
Так что нет повода для огорчений: британских традиций на наш век хватит, и детям останется, и никакие перемены не помешают англичанам сохранить свою репутацию упрямых хранителей курьезов и странностей. Она, эта репутация, по-прежнему безупречна. Англичанам еще долго будет чем гордиться в этом смысле - запутанностью лондонского метро, например, в котором за его долгую историю так и не сделали ничего, чтобы пассажиру было легче найти свою линию и сесть в нужный поезд; или нумерацией домов на улицах, совершенно произвольной и необъяснимой... Попробуйте, например, найти музей Диккенса по адресу: 48, Daughty street. Вы его не обнаружите ни рядом с сорок шестым домом, как следовало бы ожидать, ни где бы то ни было поблизости... И заметьте: нормально пронумеровать дома проще, чем, допустим, переселить на новое место королевское семейство или застроить целый огромный район небоскребами и протянуть туда по воздуху железную дорогу. Но потому англичане и остаются англичанами, что именно с мелочами расстаются в последнюю очередь.
Потому-то на Беркли-сквер, на маленькой площади в самом центре, и поют по- прежнему соловьи, радуя столетнюю королеву-мать, с молодости любящую песенку об этих лондонских соловьях.
... - Кто идет? - спрашивает часовой.
- Ключи! - отвечает главный страж.
- Чьи ключи?
- Ключи королевы Елизаветы.
- Проходите, ключи королевы.
Таков ритуал открывания Тауэра. Так - семьсот лет, только имена монархов менлись. Когда 16 апреля 1941 года в Тауэр попала бомба, церемония была, правда, прервана.
На полчаса.
Так какие перемены могут угрожать британским традициям?
Спасибо Александру Кабакову за его статью!